Хотя Средневековье осталось в далеком прошлом, оно продолжает
являться источником вдохновения для великих мастеров кинематографа.
Фильмы о Средневековье это не просто исторически точный очерк той
эпохи. Через средневековую повседневность режиссеры рассказывают о
вечных истинах, актуальных для сегодняшнего дня. От Страстей Жанны
Д'Арк до Трудно быть богом: главные фильмы о Средневековье
рекомендует историк Олег Воскобойников.Кинематограф едва ли не
самое сложное искусство наших дней. В каждой ленте соединены
сменяющие друг друга образы и звуки, за ними стоят режиссерская
мысль, работа актеров, оператора и художников. Каждый фильм это не
изображение чего-то, как оно было на самом деле, а художественное
творение, имеющее право на собственную художественную правду. Эти
трюизмы я считаю необходимым предпослать нижеследующей подборке.
Потому что фильмы о Средневековье нужно смотреть не для того, чтобы
узнать, кому в Средние века жить хорошо (или плохо), не для того,
чтобы судить, насколько точно передается быт средневекового
человека или его внутренний мир. В кинематографе Средневековье
референтное время, как сказал Михаил Бойцов, историческая эпоха, с
которой мы вступаем в диалог для того, чтобы что-то найти или
понять в себе. Медиевализм это молодость мира.
Страсти Жанны дАрк (1927)Фильм Страсти Жанны дАрк сняты датчанином
Карлом Теодором Дрейером, и его значение для истории кино выходит
далеко за рамки драматического сюжета. Он снят по большей части
крупным планом, хотя мы понимаем, что происходит: бесконечно
тянущийся процесс, вытягивание жил из бедной жертвы и вслед за ней
из зрителя, наконец, костер, восстание, фактически победа погибшей
национальной героини над смертью и над своими судьями. Историческая
точность ленты относительна, хотя крупный план на средневековую
рукопись в самом начале подсказывает, что перед нами документ. На
самом деле этот фильм антиклерикальный манифест тяжелых межвоенных
лет, который подвергся цензуре именно по этой причине. Но целый ряд
приемов стал классикой, в особенности крупные планы на лицах: мы
понимаем, что именно происходит, понимаем эпохальность конкретного
события, глядя в глаза жертве и палачу. Отсюда непреходящая
художественная правдивость Страстей. Она не только впрекрасной игре
Рене Фальконетти и других актеров, но и в деталях, даже в мухе,
которую Жанне пришлось смахнуть с лица во время допроса,
согласимся, что Дрейеру вряд ли удалось бы выдрессировать
насекомое!
Франциск, менестрель Божий (1950)Франциск, менестрель Божий был
снят Роберто Росселлини, лидером итальянского неореализма, в
соавторстве с молодым Федерико Феллини. После знаменитых фильмов на
злобу дня мастер обратился к интернациональной классике Цветочкам
Франциска Ассизского, написанным в XIVвеке и зафиксировавшим образ
великого святого в том виде, который был мил простым верующим всего
христианского Запада. Для итальянца же Франциск и вовсе особая
тема. На первый взгляд это картина без каких-либо изысков, чистой
воды неореализм с его актерами, взятыми из ближайшего кафе, с его
съемочной площадкой, умещавшейся в легковушку, с дорожной пылью,
которая только что не вылетает из экрана в кинозал. Но это и есть
язык послевоенного кинематографа. Так и здесь мастерски
срежиссированная уличная повседневность говорит на языке
Средневековья. В нем вечные истины и слова поддержки, в которых
жители изможденной войной и нищетой Италии так нуждались.
Росселлини не был католиком, но он знал, что Франциска любили все и
что Тоскана и Умбрия XIII века всем понятны. Неслучайно его
последователь и ниспровергатель Пазолини не раз обращался к
средневековой теме как в форме фантасмагорической машины времени
(Птицы большие и малые), так и для экранизации великих текстов
XIVвека Декамерона и Кентерберийских рассказов.
Седьмая печать (1957) и Девичий источник (1960)Говорить о
киномедиевализме бессмысленно без двух фильмов шведа Ингмара
Бергмана: знаменитой Седьмой печати и менее знаменитого, но не
менее важного Девичьего источника. Это в общем-то страшные фильмы
или фильмы о страхах, насилии, смерти, ненависти. В первом
крестоносец Антониус Блок ведет шахматный бой не на жизнь, а на
смерть со Смертью. Проигрывает, как нетрудно догадаться. Партия
длится довольно долго, рыцарь в пути домой и по дороге видит
довольно мало хорошего: это ведь Бергман, совсем не комик. Жгут на
костре юную девушку, предварительно перебив ей все кости.
Предательство, чума, изуверы-флагелланты.Девичий источник вскрывает
еще более темные закоулки человеческой души, иногда трудно
поверить, что это вообще про людей, что среди нас тоже могут быть
такие. Лучше бы их не было, и как-то спокойнее, что они где-то там,
в Средневековье непонятно, скандинавском или ином, но все же
узнаваемом и совсем не голливудско-рыцарском. Сам черно-белый
формат не случаен для того времени: он прибавляет одновременно и
ауры, и хроникальности (хроника слово средневековое). Смерть
скосила всех, кого хотела, но семья скомороха вместе с
новорожденным младенцем, всем смертям назло, жива и идет своей
дорогой. В Девичьем источнике на месте страшной смерти девушки по
молитве отца, потерявшего голову (Макса фон Сюдофа) и кающегося за
не менее страшную месть, бьет источник. Жизнь торжествует.
Ланселот Озерный (1974)Ланселот Озерный Робера Брессона о рыцарях
Круглого стола. От названия (не зная режиссера) ждешь Голливуда
вроде замечательной трилогии Ричарда Торпа 19521955 годов. Однако
брессоновский Ланселот антирыцарский роман. Здесь есть все, что
требуется: паладины Круглого стола, король, королева, неразрешимый
любовный треугольник, поиски Грааля, такие же бессмысленные, как
Крестовые походы, военный лагерь, поединки, битвы. И лязг лат
вместо музыки, от которого под конец гудит в ушах, паладины их
никогда не снимают (что неправда). Ни улыбки, ни смеха, ни даже
ласки грешных любовников, все донельзя серьезные. От турнира нам,
зрителям, остается пыль под копытами, наконечник приспущенного
копья, падающее тело. Отправляясь в лесную авантюру (термин
куртуазной литературы), рыцарь встречает висящий на дереве скелет
или лежащий у дороги труп с копьем в паху. Под конец вассал ведет
войну с сюзереном и убивает самых близких ему друзей, в решающей
битве погибают все, включая Артура и Ланселота, из последних сил
произносящего имя жены своего короля. Здесь все очень странно и
вместе с тем непросто, словно антикинематографично. И это
сознательный прием, специфический язык большого мастера. Скорее
всего, он вдохновлялся сводом рыцарских романов Смерть Артура
Томаса Мэлори (1485) и популярными в те годы Анналами. Но величие
фильма, конечно, не в этих источниках вдохновения, а в творческой
индивидуальности режиссера.
Трудно быть богом (2013)Трудно быть богом, законченный в 2013 году,
многолетняя и последняя работа Алексея Германа, мастера не менее
сложного, чем Бергман или Тарковский. В строгом смысле это не про
Средневековье: Арканар Стругацких на другой планете, в наше время,
где не было ни Возрождения, ни Просвещения. В фильме, чтобы у
зрителя не было сомнений, об этом, сплюнув и выругавшись, заявляет
на 28-й минуте один из местных жителей. Благородный Дон Румата
силится кого-то спасти, ведет себя как подобает средневековому
рыцарю, подает снежно-белый платок голытьбе и так же легко дает
пинка и тычка. Многие сцены сняты таким крупным планом, что
чувствуешь себя в сумасшедшем доме. Перед тобой физиогномический
ряд, как у Дрейера (фильм тоже черно-белый!). Это эстетика
уродства, возведенная в художественный принцип: фильм невероятно
красив и полон отсылок к классической живописи. Средневековая
мерзость тюрьма, кандалы, непролазная грязь и непрекращающийся
дождь, гротескные ряхи попов и инквизиторов очень приземленные. Это
такой же антимедиевализм, как у Брессона, и он тоже рассчитан не на
массового зрителя. Однако тот, кто выдержит четыре часа такого
Средневековья, не пожалеет.
