Наши друзья и знакомые, товарищи и приятели становятся лишь
френдами и фолловерами. Но параллельно живут люди, которые никогда
не переписывались онлайн, и им зависимость от социальных сетей
непонятна. Старые и новые традиции постоянно смещаются, а их
носители борются за свою правду и все не могут договориться. О том,
как цифровая среда меняет общение и этику, редактор ПостНауки Алена
Селичева поговорила с культурологом Оксаной Мороз.Что такое
цифровая среда Цифровая среда то же самое, что интернет, или не
совсем? Конечно, нет. Цифровая среда модное словосочетание: его
продают бизнесмены, а госкорпорации манипулируют им, пытаясь
внедрить на всех уровнях. Но чтобы понять, что это, нужно обратить
внимание на явную биологическую метафору, вшитую в это
словосочетание.Цифровая среда это по сутицифровая среда обитания.
Предполагается, что человек живет в новой реальности, где кроме
известных ему материй появляется онлайн-пространство для жизни. Уже
есть представление о смешанной реальности, описывающей тесное
переплетение онлайна и офлайна. Правда, в этой концепции часто не
учитывается, что некоторые люди по разным причинам не пользуются
цифровыми технологиями.Но если с биологической метафорой все
более-менее понятно, то что такое средатехнически? Это только
интернет? А какой мобильный тоже? Эти технологии часто называют
подрывными инновациями, потому что связаны с включением цифровых
инструментов в работу и повседневную жизнь и даже со сменой
парадигм этой жизни.Я бы сказала, что цифровая среда некоторая
экосистема, созданная опытом человека. Для кого-то экосреда
интернет и приложения, которыми он пользуется. А кто-то не может
поддерживать определенный уровень жизни без гаджетов, для него
важен не только софт, но и хард.По сути цифровая среда это
вычислительная среда, организующая жизнь человека, в которой
создаются культурные и социальные практики взаимодействия. Кто
обитает в цифровой средекроме людей? Цифровая среда не знает живого
и неживого, субъект для нее источники данных, которыми могут стать
и люди, и животные. Можно говорить об интернете живого и о том, что
мы создаем системы подключения зверей в эту цифровую
реальность.Александра Пшера в своей прекрасной книге об интернете
животных описывает ситуацию, когда человек ставит датчики на диких
зверей, чтобы понять, где они ходят, как они себя ведут, и чтобы
заботиться о них:защищать от браконьеров и не прокладывать
инфраструктуру в местах их проживания. Кажется, это очень зеленый
способ смотреть на мир, но человек в таком случае все равно
занимает позицию крайнего антропоцентризма: он по-прежнему царь
всего живого и решает, что именно этим животным, например волкам,
нужны датчики, чтобы мы могли за ними наблюдать.Наши устройства
тоже передают данные, не всегда спрашивая нас. Этой возможностью
интернета всего пользуются в бизнес-сообществе, она порождает споры
технооптимистов и технопессимистов. Еще один возникающий на этом
фоне вопрос таков: насколько мы готовы к тому, что наши устройства
и их программное обеспечение однажды станут настолько неотъемлемым
элементом нашего существования, что возникнет не просто движение за
права роботов, а идея того, что субъектами становятся и неживые,
механические существа. Но у нас еще нет этической системы в
отношении неживых субъектов. Мы даже животных не привыкли считать
субъектами, меж тем семимильными шагами движемся в сторону
искусственного интеллекта.
Цифровая грамотность и этика Цифровая грамотность это ведь не
только умение писать комментарии или делать покупки в интернете?
Моя любимая концепция цифровой грамотности принадлежит Дугласу
Белшоу, который раскладывает ее на восемь параметров. В какой-то
степени они связаны с правилами пользования известными
инструментами, но во многом это параметры, связанные с социальными
и культурными компетенциями. Ведь даже массовые сервисы создают
определенные практики пользования: мы по-разному общаемся в
Одноклассниках, ВКонтакте и на YouTube, в почте и закрытых
мессенджерах. Человек, приближающийся к уровню грамотного
пользователя, видит эту контекстуальную разницу. Однако Белшоу
говорит, что не бывает окончательно грамотных людей, потому что
сервисы постоянно развиваются и меняются.Еще один важный параметр
цифровой грамотности понимание того, что у разных групп есть свои
языки общения и если ты со своим уставом идешь в другое сообщество,
то тебя там могут не принять. Другое дело, что есть индивидуальная
зона ответственности (Белшоу четко атрибутирует эти тонкие
настройки как частные): должен ли я следовать какой-то агрессивной,
токсичной норме, если прихожу куда-то, где люди так себя ведут?
Имею ли я здесь право на высказывание, если не согласен с таким
поведением? Получается, цифровая среда меняет нас и нашу этику. В
каких именно аспектах она меняется? Это сложный вопрос, потому что
этика целый спектр представлений о должном и недолжном,
справедливом и несправедливом, меняющийся со временем. Часто
сосуществуют несколько этических моделей; многое зависит от
религиозной системы, в которой существует сообщество и от которой
этические конвенциив том числеподпитываются, от массовой культуры,
которая может распространять определенные модели.Сегодня мы живем в
абсолютном этическом хаосе: у нас соседствуют различные модели, мы
приходим к тому, что нам следует по-другому относиться к
искусственно создаваемым и действующим субъектам, и параллельно
ведем разговор об этике вообще, в ходе которого юридические
категории вроде презумпции невиновности оказываются конкурирующими
с моральной категорией презумпции виновности и нулевым отношением к
насилию и его исполнителям. Мы существуем в ситуации, когда
множество людей публично высказывают свое мнение, но непонятно:то
ли это демократическое равенство, то ли уникальная степень
охлократии.Для оценки этой ситуации пригодится давняя, доцифровая
концепция Юргена Хабермаса (чтобы договориться, нужен диалог, а
чтобы был диалог, нужно априори уважать собеседника), аво-вторых,
можно вспомнить классический императив Канта. Впрочем, даже эти
максимы сегодня требуют пересмотра, потому что они тоже
формировались в определенной культуре. Так что этика сегодня это
постоянные переговоры.Реальное и виртуальное Интернет сейчас все
еще что-то виртуальное или уже совсем реальная вещь? По идее, мы
уже вполне реально там живем. С другой стороны, встать с плакатом
на улице и опубликовать тот же самый плакат у себя в соцсети все
еще не одно и то же. Я бы не сказала, что интернет это что-то
виртуальное. Есть понятные технологии, которые оформляют
виртуальной реальностью, и это особая система ограничений и
уникальные практики. Поэтому деление на виртуальное и реальное
работает только тогда, когда мы говорим о VR.Другое дело, что любые
медиа и цифровой медиум как посредник передачи информации это
всегда система создания конструктов. Когда мы выкладываем
фотографии или пишем посты, мы конструируем свой онлайн-облик. Люди
хорошо живут в системе конструктов, потому что сама культура
является такой системой. Но в прежние периоды в культуре
существовали более или менее привычные человеку практики чтения
этих конструктов. Например, мы открываем книгу и понимаем, как ее
читать. А все, что касается интернета, настолько похоже на
реальность, что в большинстве случаев мы просто не держим в голове,
что перед нами в тех же соцсетях не живой человек, а его профиль.В
цифре важно создать репрезентацию, но за ней не всегда стоит
поступок. Онлайн-сопровождение системы поступков, например
протеста, выглядит так: я вышел на пикет, меня сфотографировали, я
выставил фотографию, сказал, что я замечательный, и теперь я в
сообществе других замечательных. На самом деле это скорее показная
добродетель, а не добродетельный поступок. Именно потому, что
репрезентация поступка оказывается более заметна, чем сам поступок.
Это не значит, что не надо ничего делать онлайн. Есть группы
киберактивистов, которые хороши созданием именно нарративов и
высвечиванием каких-то проблем в онлайн-дискуссиях. Но не надо
забывать, что есть и офлайн-активности, которые сейчас могут быть
не в полной мере видны. А как общество организуется в интернете?
Онлайн-сообщество это подписчики какого-то паблика или весь
русскоговорящий интернет? Существуют разные способы исследования
сообществ. Можно изучать их по принципу пользования какими-то
инструментами, тогда русскоязычный Facebook будет сообществом.
Также есть пузыри фильтров алгоритмические ограничения, которые в
большой степени создаем мы сами и которые объединяют нас в группы,
и эхо-камера ситуация, в которой мы подбираем себе приятных,
удобных, похожих на нас людей. И это будут другие группы. Есть
сообщества, которые собираются не столько вокруг инструментов,
сколько вокруг практик. Существуют геймеры, сообщества,
организованные по социальному признаку или признаку значимой
идентичности, над которой можно иронизировать даже изнутри группы
(вроде яжемать), и группы, приходящие из офлайн-среды, например
фем-сообщество или зоосообщества. Бывает и так, что онлайн создает
собственные объединения вспомним, например, падонков.С
культурологической точки зрения сообществ великое множество. Причем
человек может принадлежать к бесконечному их количеству и порой
даже не подозревать, в какой конкретно эхо-камере или пузыре
фильтров он сидит.Культура и память Сегодня уже все культурные
практики находятся в цифровой среде? Смотря что мы подразумеваем
под культурными практиками. Скажем, все, что связано с человеческим
общением, кажется оцифрованным, потому что коммуникационные сервисы
(соцсети, блоги, мессенджеры) часто являются точкой входа в сеть.
При этом общение в этих сервисах становится очень простым, хотя все
возможности онлайн-сред не могут заменить живой коммуникации.
Впрочем, появляется много вариантов того, что Максим Кронгауз
называет устно-письменным языком, когда мы совмещаем письменные
возможности с устными и появляются свои словари средства выражения,
например эмоджи. Так мы заново обнаруживаем забытые, но
присутствующие в культуре способы выражения смыслов.В сети меняется
отношение к дружбе. Все друзья, приятели, знакомые или товарищи
чаще всего становятся просто френдами и фолловерами.
Автоматизируются способы поиска близких людей. Все это означает,
что мы теряем социальные компетенции, потому что не знаем, как
теперь общаться без переписки. Хотя параллельно с этим существуют
люди, которые никогда не переписывались онлайн и для которых эта
зависимость вообще непонятна. Это говорит о том, что в большом
мире, где сосуществуют онлайн и офлайн, происходит постоянное
совмещение старых и новых традиций, а их носители борются за свою
правду и поэтому плохо договариваются. Остается ли офлайн-культура?
Безусловно. Во-первых, как бы мы ни боролись за глобальный
интернет, движемся мы к нему медленно. Во-вторых, мы постоянно
сталкиваемся с тем, что есть практики, которые сложно оцифровать, в
качестве примера можно привести проблематику цифровой смерти,
которой я занимаюсь. Она про изучение того, как в цифровой среде
реализуется скорбь, как проживается смерть. Оказывается, что в
компьютерную и математическую логику плохо укладывается все
гуманитарное: куски смыслов просто отсекаются. А значит, остается
огромный сегмент традиций и культурных практик, которые не могут
быть в полной мере оцифрованы, автоматизированы и
запрограммированы, и люди будут за них держаться.Да далеко за
примерам ходить не надо: при всех разработках вычислительных систем
до сих пор не решена проблема вагонетки одна из ключевых этических
дилемм, разрешить которую, например, нужно для нормальной настройки
беспилотных автомобилей.Думаю, неолуддиты, считающие, что нужно
выбросить все гаджеты и отключиться от интернета, глубоко неправы:
цифровое пространство предлагает много возможностей для роста и
изменения качества жизни. С другой стороны, люди, которые полагают,
что все происходящее в цифровой среде классно и нужно все
зачипировать, упускают тот факт, что человек не в полной мере может
себя оцифровать. Нужна золотая середина, как и с любыми другими
технологиями, которые когда-либо появлялись у людей. Будут ли
когда-нибудь культурные объекты цифровой среды настолько же
долгосрочными, как и объекты офлайн-культуры? Человек не в
состоянии запомнить все цифровые изображения и видео. В этом смысле
бумажные фотографии, лежащие в альбомах у наших бабушек и дедушек,
ценны, потому что их мало.Постепенно мы начинаем воспринимать
простоту фиксации или репрезентации мира как должное. Но это одна
история, человеческая. А другая о том, что машина может потерять
контент. Например, никто не может обещать, что в какой-то момент
облачные технологии не схлопнутся и мы не потеряем все, что на них
хранится. Сохранность цифрового объекта вопрос к логике и машины, и
человека. Цифровые объекты могут храниться долго, но неясно,
насколько это нужно с точки зрения морального устаревания цифровой
вещи и человеческой культуры забвения.Дополнительные материалыПшера
А. Интернет животных. Новый диалог между человеком и природой. М.:
Ад Маргинем, 2017.Gunkel D.J. The other question: can and should
robots have rights? Ethics and Information Technology. 20, 8799
(2018).Doug Belshaw. The 8 Cs of digital literacy /
dougbelshaw.comDavid Schmidtz. The Trolley Problem / Serious
Science
