Единые глубинные представления морфем частей слова, таких как
корень, суффикс, приставка, преобразуются в поверхностное
представление слова, определяющее его звуковой состав. В рамках
курса Фонология лингвист Александр Пиперски рассказывает, какие
существуют фонологические правила и с какими сложностями
сталкиваются лингвисты при описании фонологической системы
языка.Построение системы правилДопустим, корень город имеет
глубинное представление город. В сочетании с разными окончаниями и
в зависимости от того, где ставится ударение в различных формах
этого слова, оно превращается в горат, или гарад (как в форме вроде
города), или горад (как в форме вроде города). Эта идея оказывается
очень плодотворной, но часто требует усложнения: нужны не
отдельные, а взаимодействующие правила, определенным образом
упорядоченные. Понять, как упорядочены эти правила, задача
лингвиста, который анализирует фонологическую систему языка.Форма
прошедшего времени русских глаголов образуется путем присоединения
к основе инфинитива суффикса л: писать писал, писала, писало,
писали (основа писа + суффикс л), сидеть сидел, сидела, сидело,
сидели (основа сиде + суффикс л), колоть колол, колола, кололо,
кололи (основа коло + суффикс л). Все это на первый взгляд
достаточно просто и удобно, но осложняется, когда мы имеем дело с
глаголами вроде нести и мочь. У слова нести основа нес, прибавляем
к ней суффикс л получается несл. Но глагол нести в форме прошедшего
времени мужского рода не имеет суффикса л, он есть только в формах
прошедшего времени женского и среднего рода, а также во
множественном числе: несла, несло, несли. Аналогично с глаголом
мочь: мог, могла, могло, могли в мужском роде никакого суффикса л
нет. У глагола плести основа плет (плету, плетка), прибавляем к ней
суффикс л получается плетл. Но в используемой нами форме прошедшего
времени никакого т нет: плел, плела, плело, плели.Когда в форме
прошедшего времени рядом оказываются два согласных, с ними может
что-то происходить, и задача лингвистов состоит в том, чтобы это
описать. Прежде всего, выделим два класса: первый это слова, основа
которых оканчивается на согласный т или д и у которых в форме
прошедшего времени мужского рода пропадает предшествующий согласный
(плёл, мёл, вёл); второй слова, основа которых оканчивается на все
остальные согласные и которые в форме прошедшего времени мужского
рода теряют суффикс л (нёс, вёз, грёб, мог, пёк).Это позволяет
сформулировать два разных правила. Первое: если в конце слова есть
сочетание переднеязычного смычного согласного (то есть согласного
вроде т и д) и суффикса л, то этот согласный выпадает. Второе: если
в конце слова обнаруживается сочетание согласного и суффикса л, то
выпадает л. Эти два правила должны быть упорядочены. Если мы
сначала применяем второе правило, где речь идет о любом согласном,
то в случае с глаголами плести и вести оно не работает: плетл и
ведл в прошедшем времени получаем формы плет и вед. Это значит, что
сперва нужно применить первое правило, при котором из сочетания тл
и дл выпадает т и д, а потом уже правило сочетание согласного и
л.Кроме того, необходимо помнить также про правило конечного
оглушения согласных. Получив форму прошедшего времени мог от
глагола мочь (к основе прибавили суффикс л и получили могл, а затем
л выпал по правилу удаления л в конце слова после согласного), мы
должны применить к ней правило оглушения, согласно которому парные
согласные оглушаются в конце слова. Получается, у нас есть три
правила, упорядоченных следующим образом: сначала выпадает т или д
перед суффиксом л, затем работает правило удаления л в конце слова
после согласного, и лишь потом оглушаем согласный в конце
слова.Насколько такой порядок правильный, можно проверить на
глаголе расти, в котором два первых правила друг с другом
взаимодействуют. От основы рост (расту, растешь) образуем путем
прибавления к ней суффикса л форму прошедшего времени получается
ростл (глубинное представление). На первом шаге выпадает т росл. На
втором шаге выпадает л по правилу удаления согласных в конце слова
рос (поверхностное представление). На третьем шаге действует
правило оглушения согласных на конце слова, но к слову рос оно
неприменимо. Получилась такая цепочка действий, при этом мы смогли
соблюсти требование, что все морфемы имеют единую форму на
глубинном уровне: была морфема со значением роста, которая имеет
вид рост (она также встречается в форме настоящего времени, только
подвергается редукции гласных: расту), в прошедшем времени она и
осталась в практически неизменном виде рос.Что усложняет описание
фонологической системы языка?Идея применения правил к единым
глубинным представлениям русскому человеку не чужда, потому что мы
привыкли писать именно глубинными представлениями, к которым
применяются правила редукции гласных (переход безударного о в
безударный а), озвончения или оглушения согласных (год го[т]),
уподобления согласных по глухости или звонкости внутри слова
(отгибать о[дг]ибать).Но более глубокие взаимодействия правил в
русской орфографии все-таки не отражаются. В принципе мы могли бы
писать ростл или пёкл, а дальше бы использовали правило, по
которому конечные звуки т и л не произносятся. Это было бы
непривычно и не очень удобно, хотя в некоторых славянских языках
такое бывает. Например, в польском языке в глагольных формах
прошедшего времени мужского рода л пишется, но после согласных не
произносится: piek (пёк).Упорядоченные правила вызывают много
вопросов, которые цепляются друг за друга и делают описание
фонологической системы языка все более сложным. Например, у нас
есть правило, согласно которому в конце слова л после согласного
выпадает. Мы его сформулировали, чтобы описать случаи вроде тех,
когда могл, везл, несл превращаются в мог, вез, нес. Но можно
придумать слова, в которых есть сочетание согласного и л в конце
слова: игл (родительный падеж множественного числа от слова игла).
По правилам должно было бы получиться ик: берем форму игл,
применяем правило удаления л, а затем правило оглушения получается
игла ик. Но такой формы в русском языке не существует.Это
заставляет задуматься о том, что слово игл устроено по-другому.
Может быть, между этими согласными есть какой-то гласный: ведь от
слова игла образуется уменьшительная форма иголка, в которой
появляется гласный о. Тогда в глубинном представлении корня игл
между согласными будет гласный, который можно обозначить буквой
(лингвисты ее называют шва) и с которым дальше по некоторым
правилам будет что-то происходить.Договоримся, что он проявляется в
положении перед двумя согласными (это довольно простое правило,
которое требует некоторых уточнений, но тем не менее): иглка
иголка. А в остальных позициях этот гласный выпадает: игла игла,
игл игл, поскольку после него не идут два согласных. Но важно, что
правило выпадения гласного должно стоять на определенном месте в
ряду уже сформулированных правил, чтобы мы смогли описать всю
фонологическую систему языка. Нам надо понять, на какое место его
поставить. Правило выпадения должно действовать после правила
выпадения конечного л после согласного, чтобы мы не получили
неправильную форму иг: в тот момент, когда слово игл (родительный
падеж множественного числа) представлено формой игл, правило
выпадения конечного л не действует, потому что л стоит после
гласного . Таким образом, получается, что к трем сформулированным
правилам надо добавить четвертое и поместить его после второго.
Может быть, оно будет идти после третьего или четвертого
неизвестно, поскольку у нас нет оснований в материале, чтобы точно
это определить. Но ситуация становится все сложнее, и глубинные
представления уже не похожи на то, к чему мы привыкли.В каком-то
смысле получается интересная игра описать вообще все в языке при
помощи таких правил, правильно их упорядочив. Этим активно
занимались в лингвистике в 1960-е начале 1980-х годов. Задача была
построить систему правил (которая может быть довольно запутанной),
чтобы из единых глубинных представлений получать поверхностные
представления слов существующие и произносимые. На этом пути
достигнут успех, и многое удалось описать. Но у такого подхода тоже
есть свои недостатки: чем больше в это углубляешься, тем больше
начинает казаться, что это интересная, но все-таки игра, в которой
можно зайти достаточно далеко, и непонятно, где остановиться. Что,
если мы будем усложнять глубинные представления и придумывать
каскады из ста или двухсот правил? Можно ли считать, что человек с
ними справляется? И какие вообще могут быть эти правила? Эти
вопросы встали на повестке дня перед фонологической наукой в конце
1970-х 1980-е годы, и ответы на них требуется найти.
