Русский
Русский
English
Статистика
Реклама

Социальная работа здания

В конце 2000-х годов была опубликована книга Виктора Бюхли, одного из лучших специалистов по постсоветской архитектуре и исследователя в области материальной культуры, Антропология архитектуры. Его работа напоминает по жанру больше манифест и начинается с радикального заявления: все исследования архитектуры социологические, антропологические и прочие инфицированы логикой репрезентационизма.Как увидеть социальную работу здания?Мы всегда задавались вопросом Что значит здание? и даже материалы, из которых оно строится, анализировали исключительно с точки зрения значения этих материалов как некоторого выразительного средства. Пора порвать с этой порочной традицией, мы больше не должны задаваться вопросом о значении мы должны задаваться вопросом о действии. Нас больше не волнует здание как репрезентация, мы должны предложить концептуализацию архитектурного объекта как действующего объекта и показать, как он пишет социальную работу здания.К сожалению, сделать это гораздо сложнее, чем сказать. Что значит показать социальную работу здания, как концептуализировать здание, чтобы показать то, что выполняет социальную работу? Например, разрушение, которое описывает Зиммель в Руине, является социальной работой здания? Собственно, это асоциальная работа материала, из которого здание состоит. А коммуникативная функция, которую было бы довольно странно полностью отрицать за архитектурными объектами при всей ненависти к логике семиотиков и структуралистов, это действие или нет? А если действие, то оно социальное или нет?Попытка переписать всю социологическую теорию архитектуры, исходя из концепта действия, а не репрезентации, тут же наталкивается на ряд серьезных ограничений, потому что первое, что мы в этот момент делаем, обращаемся к архитектурной практике. А как еще показать, что такое архитектурное действие, как не отправиться вслед за архитекторами, не сидеть у них на хвосте, не ночевать в их конструкторских бюро, для того чтобы показать, как устроен сам процесс архитектурного творчества? Замечательное исследование Евгения Косика в Шанинке как раз посвящено анализу нелинейности переходов, которые есть в архитектурной практике, между скетчем и чертежом, чертежом и макетом: как архитектор в действительности не линейным образом проходит эти этапы, а смешивает их, возвращается, отказывается от них и так далее. Иными словами, задолго до того, как материал начнет оказывать ему сопротивление, он уже ввязан в борьбу со многими ограничениями в архитектурной фантазии и тем, как технологизация процесса архитектурного творчества сегодня влияет на его результат. Но это уход в сторону архитектурной практики, и это вполне легитимный социологический ход, однако мы не видим работу здания мы видим работу по созданию здания.Есть другая стратегия: можно попытаться обойти семиотический фронт. Если социология объявила войну своим недавним союзникам антропологии, социальной антропологии и семиотике и решила полностью изменить исходные концептуализации здания как текста и архитектуры как языка, то можно попробовать вернуть понятие функции, например сказать: Да, архитекторы были правы, а мы нет, и потому здание это то, что является в первую очередь функциональным объектом, то есть объектом, имеющим некоторое назначение. Что мы получим в этом случае? Прежде всего, мы обнаружим, что функциональность сама по себе действительно является ставкой в борьбе разных коллективных агентов.Архитекторы и гражданские инженерыЯркий пример то, как формировался план Барселоны. Барселона вообще с точки зрения архитектуры один из удивительных заповедников. Мы можем смотреть, как меняется представление о пространстве, проследить, как, благодаря работе каталонских архитекторов, меняется представление об архитектурной форме. Группа исследователей во главе с Уибом Бейкером, голландским представителем направления Science and Technology Studies (STS), статья Эдуардо Айбара и Уиба Бейкера как раз переведена и опубликована описывает, как возникает новая Барселона благодаря плану Ильдефонса Серда, отца-основателя современной урбанистики, который проектирует таким образом, чтобы, с одной стороны, здания оказались в едином ансамбле, а с другой ансамбль был предельно регулярным.
Если мы дальше идем вслед за Бейкером и Айбаром, то обнаруживаем, что логика, которой Серда следует при проектировании, это логика гражданских инженеров, особой касты, которая в Каталонии имела меньшее влияние, чем во Франции. Во Франции эта каста была привилегированной благодаря наполеоновским реформам: именно Наполеон делает ставку на гражданских инженеров, потому что, с одной стороны, это соответствует его представлениям о том, как должна выстраиваться новая общественная иерархия, а с другой есть очень серьезный запрос на эту профессиональную группу. В Каталонии они не столь влиятельны и сталкиваются лоб в лоб с каталонскими архитекторами, потому что архитектор мыслит зданиями, а гражданский инженер кварталами. Архитектор мыслит зданиями, которые должны удовлетворять вкусу правящего класса, потому что архитектор, как правило, человек непривилегированный, но тем не менее вхожий в дома аристократии и проводящий с ними свободное время за обсуждением их загородных вилл. А потому каталонская архитектура изначально по своей политической интенции консервативна: если мы посмотрим на работы Жузепа Пуч-и-Кадафалка, Антонио Гауди, то это правые консерваторы.
Айбар и Бейкер детально анализируют противостояние нового среднего класса в лице гражданских инженеров Ильдефонса Серда и старой архитектурной элиты, которая вписана в конкретное полусословное общественное устройство Каталонии, и то, как это противостояние отражается на ширине улиц и требованиях к архитектурному творчеству. Серда побеждает благодаря тому, что вовремя заключает альянс с гигиенистами тоже мощное движение того времени, которое ратует за медикализацию города. Это то, что хорошо описано в работах Фуко: города должны проектироваться прежде всего с точки зрения аэрации, проветривания, с учетом медицинской специфики (а старые средневековые города нужно разрушать, потому что это скопление миазмов). Благодаря альянсу гигиенистов и гражданских инженеров двух социальных групп, которые воплощают собой дух просвещения и рационализма, удается победить старую каталонскую аристократическую архитектурную элиту, и сегодня Барселона выглядит так, как она выглядит.Любопытно, что в этот момент мы вроде как вернулись к идее политического действия. Но это опять же не действие здания это действие коллективных агентов, каждый из которых обладает своими собственными коллективными репрезентациями, отражающими их структуру, а также их положение в общественной структуре. Барселона оказалась слепком, с одной стороны, силовых отношений между разными коллективными агентами, а с другой смысловых отношений между разными элементами здания, квартала, города.Социальное пространство и сборка городских сообществДругой способ попытаться обнаружить, как здание создает разные формы социальности. Когда Ельцин Центр только проектировался, я работал в качестве консультанта с группой архитекторов это была американская контора Ralph Appelbaum Associates. Ник Аппельбаум, который руководил этим проектом для Екатеринбурга в Москве, предложил модель проектирования, центром которого в здании должна быть агора (агора это своего рода амфитеатр, большое общественное пространство). Его задача как архитектора состояла в том, чтобы Ельцин Центр стал чем-то вроде точки сборки города из разных городских сообществ, местом, куда разные городские сообщества могли бы приходить как на форум.
Вдохновившись идеями Ханны Арендт, он попытался принципиально иначе решить задачу соотношения четырех типов пространства: административного пространства, связанного с управлением зданием; экономического пространства, прежде всего офисов, сдающихся в аренду, и магазинов, которые должны обеспечивать доходность здания; символического пространства, связанного с музеем Бориса Ельцина, который там находится; и, что для него особенно важно, социального пространства, публичного, куда должны приходить разные сообщества и сталкиваться друг с другом.Четвертый тип пространства оказывается привилегированным: агора является символическим центром этого здания, а входы организованы таким образом, чтобы можно было войти с разных сторон в здание и сразу оказаться на агоре. Здесь должна была рождаться новая форма публичности, социальности. Легко представить, что ему сказали заказчики на этапе обсуждения проекта: Несколько входов? То есть нам их зимой отапливать, на каждый ставить металлоискатель и приставлять охранника? Давайте у нас будет один вход. А еще получается мало пространства для ритейла как стоимость здания тогда будет отбиваться? Давайте без агоры. Оставим музей, офисы и множество магазинов. В итоге из всех четырех элементов пострадал центральный, который выполнял социальную функцию функцию сборки, агрегации сообществ, создания публичного пространства. В этот момент антрополог вполне закономерно сказал бы: Каковы когнитивные решетки, схемы классификации и коллективной репрезентации, через которые люди, заказывающие здание, его оценивают? Для них же не существует ячейки под названием публичное пространство для сборки городских сообществ. В общем, сегодня агоры в Ельцин Центре нет.Любопытно, что, когда мы с Аппельбаумом работали в Казахстане над президентской библиотекой, там уже не было проблем: с самого начала это было символически иерархизированное пространство пространство размещения локаций символов, а все остальные социальные функции были вынесены за скобки.
Город СисайдЕще один пример попытки создания архитектурных объектов под формирование определенных типов социальных отношений печальная история города Сисайд во Флориде. Это своего рода икона левацкого урбанизма, который еще называют новым урбанизмом. Андреас Дуани и Элизабет Платер-Зиберк написали манифест, бросив вызов, как им кажется, старой, мозесовской традиции, где города воплощают собой идеологию скорости, роста, денег и лишают человека его социальности и возможности общения с другими людьми. Поэтому Сисайд проектируется так, что в нем приоритет отдается общественным, публичным пространствам: перемещения по городу по возможности на велосипедах, а сами дома проектируются таким образом, чтобы центральным было пространство для барбекю, куда можно пригласить соседей, и огромная веранда, на которой с ними же можно организовать застолье, благо климат во Флориде позволяет.Когда режиссер фильма Шоу Трумана искал для декораций город, который был бы предельно искусственным, фальшивым и выглядел бы как одна гигантская сценическая декорация, его жена принесла архитектурный журнал, на обложке которого был изображен Сисайд, и сказала: Посмотри на пространство новой социальной утопии. Он поехал и понял, что фильм нужно снимать именно здесь. Иными словами, как раз те архитектурные объекты и те ансамбли, которые изначально должны были создавать новые формы социальности, создали новые формы непревзойденной искусственности впрочем, вы сами можете в этом убедиться, посмотрев фильм.Два операционных режима: действие материала и действие знакаИ вновь, обратившись к идее функции, идеи социальности как того, что создается архитектурой, а не того, что в нее вписано с точки зрения борьбы коллективных агентов или коллективных репрезентаций, мы не увидели работу здания. Кажется, есть какая-то проблема с тезисом Виктора Бюхли. Прежде всего, нам нужно вынести за скобки все попытки растворить материальность архитектурного объекта в социальных практиках, социальных функциях и борьбе коллективных агентов.Здание есть, оно обладает онтологическим статусом, материально, и оно действует. Это первые исходные точки, с которых начинается социология архитектуры, в частности представленная в Манчестерской школе (теперь это больше не школа архитектуры, к сожалению, она стала частью SEED, тем не менее внутри нее все еще работают группы таких исследователей архитектуры, учеников Бруно Латура, как Саймон Гай, Альбена Янева и другие). Соответственно, первое, что нужно сделать, вернуть зданию способность к действию. Бюхли прав: надо начать мыслить об архитектурных объектах как о действующих. Но для этого необходима другая концепция действия.Есть две теоретические стратегии. Первая, предложенная самим Бюхли, это стратегия маленьких, но гордых повстанцев, причем повстанцев-предателей. Социологи всегда были в арьергарде наступления на архитектуру. А тем, кто шел в хвосте семиотической интервенции, метафора архитектура как язык и антропологическое внимание к символическим оппозициям позволили концептуализировать архитектурные объекты как сгустки значений. Потом мы брали эти значения и прибивали их гвоздями к социальной структуре, как в случае с дюркгеймианским ходом, или к некоторым исторически локальным контекстам культурных форм, как в случае с неокантианской традицией.В этот момент мы отказываемся сидеть в хвосте и говорим, что архитектура это про действие, а не про значение. Значение противостоит действию, и нужно срочно построить стену на границе с антропологий и семиотикой. Это довольно ущербный ход, и Бюхли это прекрасно понимает: в этот момент мы получаем просто другую социологию архитектуры, где через два шага повторяем все те же ошибки, которые были допущены в первые пятьдесят лет ее существования.Вторая стратегия показать, что значение и есть действие и является одной из его форм. В конце концов, та репрезентативная работа, которую здание выполняет, это социальное действие здания. Другое дело, что к этому типу действия нельзя свести все операционные режимы, в которых здание существует. Этот теоретический ход куда более экспансивен. Когда семиотики в свое время перехватили концепт функции у архитекторов, показав, что у назначения есть значение, что функция архитектурного объекта это просто одна из его семиотических функций и что никакой чистой функции нет, а есть только денотаты и коннотаты, точно так же мы сейчас можем попробовать перехватить понятие репрезентации и семиотической работы, сделав акцент на слове работа, на слове действие как совокупности операций значения.Тогда у нас получается своего рода континуум, на одном полюсе которого находятся все достижения семиотической и антропологической интервенции в архитектуру (только теперь мы это редуцируем к понятию действия и смотрим, как действует здание, транслируя некоторое сообщение), а на другом полюсе коммуникация есть работа здания, и здесь мы встречаем Георга Зиммеля с его пониманием руины: материал, из которого здание сделано, действует. Это два принципиально разных операционных режима действие материала и действие знака, которые соединяются зданием, но не напрямую, потому что между этими полюсами оказывается множество других операционных режимов.На первом шаге, при смещении от Зиммеля к семиотикам, мы получаем исследование сцепок и расцеплений и все достижения акторно-сетевой теории, исследования Рема Колхаса эволюции небоскребов. Еще один шаг и у нас появляется теория архитектурных аффордансов, где меняется понимание того, что значит действовать: действовать значит заставлять действовать других. Мы можем анализировать, как здание заставляет действовать людей. Еще один шаг и мы оказываемся в области теории архитектурных фреймов, где сплетаются прямые принуждения к действию, которые архитектурный объект нам навязывает, заставляет действовать именно так, а не иначе, и коммуникативные аспекты, связанные с тем, что здание посылает нам определенный сигнал, считывая который мы можем действовать так, а не иначе. И наконец, на последнем шаге будет тот способ описания действия здания, который строится на понятии семиотической работы.
Источник: postnauka.ru
К списку статей
Опубликовано: 04.09.2020 16:09:39
0

Сейчас читают

Комментариев (0)
Имя
Электронная почта

Общее

Категории

Последние комментарии

© 2006-2024, umnikizdes.ru