В XX веке разговор об утопиях актуализировался на фоне появления
двух версий тоталитаризма: нацизма и коммунизма. Во время Второй
мировой войны исследователи начинают обращаться к прошлому и искать
причины возникновения этих идеологий. Где они обнаруживают истоки?
Рассказывает социолог Илья Иншаков.Платон и АристотельКритика
политической утопии почти так же стара, как традиция утопического
мышления. Если первым автором-утопистом мы называем Платона с его
проектом идеального полиса, то рядом с ним сразу же возникает
фигура Аристотеля. В Политике Аристотель дает развернутую критику
целого ряда конкретных предложений из числа тех, что Платон
формулирует устами Сократа в Диалогах. Показательно, что Аристотель
формулирует эту критику с позиции, как мы бы сегодня сказали,
полевого ученого: он часто обращается к анализу реально
существующих в тот момент политических форм и противопоставляет
результаты этого анализа теоретически выводимым тезисам Сократа о
благом правлении. Так с самого начала политической философии
проекты идеального общества сталкиваются с критикой в адрес
особенности их реализации на деле.При этом, что интересно нам, это
не только технические замечания Аристотеля, но и концептуальный
аргумент, который он формулирует в самом начале второй книги. Этот
аргумент направлен в адрес организующего принципа платоновского
полиса принципа единства. Аристотель замечает, что это сводит полис
к семье, а в пределе к одному человеку, ведь это и есть наивысшая
форма единства. Такой редукции сложности полиса Аристотель
противопоставляет принцип множества не только количественного, но и
качественного разнообразия людей, организующих политическое
сообщество. Так уже на заре политической философии утопические
проекты сталкиваются с серьезнейшим упреком в монизме, в желании
редуцировать всю комплексность социальной и политической реальности
до одного идеального принципа.СовременностьЭта критика будет
возобновлена в XX веке в ходе Второй мировой войны, в самое
политически сложное для мира время. Тогда австрийский и британский
философ Карл Поппер ставит перед собой задачу выявления
интеллектуальных истоков двух версий тоталитаризма его времени
нацистской и коммунистической. Эта обширная генеалогия включит в
себя Гераклита, Аристотеля, Платона, Гегеля и Маркса, каждый из
которых, по мысли Поппера, в той или иной мере разделял
детерминистский подход к истории, то есть убеждение в том, что
история движется по предзаданным законам. Из этих взглядов следует
акцент на ведущую роль избранного субъекта истории, будь то
сословие философов у Платона, прусская монархия у Гегеля или
революционный пролетариат у Маркса, а также апологетика
тоталитарного господства этого субъекта над всеми
остальными.Действительно, многие авторы в это время выражают
критику в адрес попыток реализации утопии, что понятно в контексте
военных и политических катастроф первой половины XX века. Опыт войн
и концлагерей воспринимается политической теорией как предельное
выражение логики проекта просвещения с его претензией на
рациональное универсальное понимание мира и переустройство по своим
законам.Нельзя сказать, что либеральная теория занималась только
критикой утопии, не предлагая собственных позитивных проектов, но
эти проекты также отмечены настороженным отношением к утопии.
Интересный ход делает автор книги Анархия, государство и утопия
либертарианский философ Роберт Нозик. Он начинает с утверждения о
том, что нам очень сложно или даже невозможно договориться о
конкретной утопии, в которой мы все хотели бы жить. Те примеры,
которые мы знаем из истории, оказываются очень разными; более того,
фактически они должны быть населены разными людьми с разными
чертами характера, разной склонностью к индивидуализму и так далее.
Отсюда Нозик делает вывод, что мы можем помыслить утопию только как
рамку для утопий.Рынок мировЧто это значит? Представьте, что вы
можете силой мысли формировать некоторые сообщества. Единственное
ограничение состоит в том, что те существа, которые населяют ваши
миры, могут из них выйти и сами придумать новые миры по тому же
алгоритму. В таком случае вопрос заключается в том, получатся ли у
нас вообще хоть какие-нибудь стабильные миры, где захотят остаться
все или хотя бы большинство. Но если такие стабильные миры и
возможны, они должны получиться именно таким естественным путем
отбора: вы не можете огнем и мечом навязывать свою концепцию
идеального мира тем, кто не хочет жить в вашей утопии.Здесь мы
возвращаемся на верхний уровень: есть рамка, обрамляющая весь
эксперимент; это нечто вроде минимального государства, которое и
само не вмешивается в дела сообществ, которые его составляют, и
блокирует вмешательство этих сообществ насильственным образом в
дела друг друга. Таким образом утопизм Нозика во многом оказывается
прямо противоположен многим из тех утопий, которые мы уже
упоминали. Одновременно модель Нозика оказывается апологией вполне
конкретного социального порядка: она отчетливо напоминает
комбинацию свободного конкурентного рынка и минимального
государства. Нозик сам напрямую проводит аналогии между своими
сообществами и рыночными компаниями: и те и другие конкурируют за
индивидов, которые будут их населять, пытаясь предоставить наиболее
оптимальные условия для жизни.На более фундаментальном философском
уровне эту линию артикулирует Ричард Рорти, автор книги с говорящим
названием Случайность, ирония, солидарность. Под случайностью Рорти
подразумевает случайность наших взглядов на мир. Рорти радикальный
историцист: для него все наши моральные и политические суждения о
том, как должен быть устроен мир, это следствие жизни в исторически
очень разных обществах. Иными словами, наши представления
оказываются исторически случайными. А раз так, стоит ли относиться
к ним всерьез? Не лучше ли занять чуть отстраненную, ироническую
позицию, которая позволит сгладить напряжение между моими и вашими
политическими взглядами?Ирония в эпоху постмодернизмаОтсюда
открывается выход к новому элементу этой схемы солидарности между
людьми. Для начала на уровне сообщества. Нет ничего постыдного,
полагает Рорти, в том, чтобы признать: моральная сила наших
убеждений и верований связана с тем фактом, что мы живем с другими
людьми в нашем сообществе. Мы внутри себя считаем моральными те
суждения и поступки, которые считают моральными большинство членов
нашего политического сообщества. Конечно, в перспективе человек
вроде Рорти надеется на расширение вектора солидарности на уровень
всего человечества через повышение эмпатии между людьми, через
более глубокое осознание проблем и забот других людей. Либеральный
ироник это тот, кто мечтает о снижении уровня страданий людей во
всем мире, но при этом признает историческую обусловленность
собственных мечтаний, их соответствие конкретному историческому
обществу, а не некоему вневременному идеалу истины или блага. Таким
образом, это одновременно и утопия, и критика тех традиционных
утопий, которые выступают с позиции вневременной истины.В своей
ироничности Рорти демонстрирует еще одну характерную
закономерность: именно ирония зачастую становится оружием в руках
противников утопии. Они иронизируют над серьезностью ее притязаний
переустроить мир по своему образцу. Как ирония может быть прочитан
нами и трактат Утопия Томаса Мора с его двусмысленными топонимами и
именами персонажей. Иронией проникнуто размышление о революции во
Франции Эдмунда Берка, основоположника британского консерватизма,
который критикует происходящее по другую сторону Ла-Манша. Наконец,
весь постмодернизм последних десятилетий, к которому относят и
Рорти, стоит на позициях иронии, ознаменованной концом больших
нарративов, то есть таких историй, которые могли связно и
непротиворечиво структурировать всю человеческую жизнь, будь то
христианство, просвещение и так далее. Сегодня вместо одной
тотальной истины мы имеем дело с множеством разных истин. Вместо
одной идентичности на всю жизнь мы сталкиваемся с разными
идентичностями и разными языковыми играми каждый день, поневоле
начиная относиться к ним иронично. Для постмодернизма это не только
культурная, но и политическая позиция.Таким образом постмодернизм
артикулирует логику различия, несводимости частного к общему
(упрек, который был высказан еще Аристотелем Платону) и серьезным
образом подрывает возможности утопического мышления сегодня.
