Русский
Русский
English
Статистика
Реклама

Радикальные позиции обоих полюсов всегда слышнее, чем гуманный центризм

Носители российской культуры не могли не заметить, как сегодня в мире происходит дискуссия об отмене того, что маркируется российским или русским. Насколько это уникальная в историческом контексте ситуация? В чем выражается отмена и кто оказывается актором в этом процессе? Эти вопросы ПостНаука обсудила с культурологом Оксаной Мороз. Отмена культуры действительно случилась? Я бы сказала, что сегодня на публичном уровне происходит некоторая подмена понятий. Если что-то и отменяют, то российское имеющее метку официального, государственного. Русская культура, связанная с этническими и народными традициями, мало кого интересует. Как и российская культура, представленная многообразием разных, не только русских, традиций. Безусловно, когда речь заходит об отмене русской культуры это такой манипулятивный конструкт, потому что он смазанным образом трактует понятие нации (гражданской и политической), и русское здесь оказывается одновременно имеющим отношение к этническому происхождению, политическому и гражданскому а это мешает понять, о чем идет речь. Это очень гомогенизирующий жест по отношению к культурам России.Когда мы говорим о беспрецедентности отмены, имеются в виду даже не столько конкретные санкции на разных уровнях, сколько видимость этих процессов за счет развития информационных технологий. Разного рода бойкоты можно было и в прошлом наблюдать в отношении разных стран, регионов и общностей, но наша ситуация уникальна тем, что существует большая коммуникационная среда, которая интенсифицирует этот кейс, делает его в глазах людей более обсуждаемым и детализированным.Здесь мы находимся в интересной ситуации: для многих болезненным оказывается не происходящее де-факто, а ожидание еще больших ужасов, которое рождается из наблюдения за обсуждениями. В соцсетях можно видеть, как представители разных элит рассуждают о каких-то сценариях развития событий, сливают полупроверенные слухи. Потом можно с легкостью пронаблюдать, как часть этих слухов превращается в некоторые публичные решения, например политического свойства. В результате может возникнуть ощущение, что любой, даже самый фантазийный прогноз, способен стать правдой. Так, может быть, нам повезло? Если сейчас мы имеем коммуникационную среду то значит, можем высказываться и перенастраивать сломавшийся диалог? К примеру, на востоке есть страны, которые не могут похвастаться такой интеграцией в глобальную сеть. Конечно, у любого явления есть много аспектов. С одной стороны, наличие коммуникационной среды и ее связанность с глобальным пространством (чем могут похвастаться не все страны) позволяет быть в курсе происходящего и реагировать на события. С другой стороны, как показывает реальность, такое владение глобальными инструментами не помогает, потому что мы остаемся в пределах пузырей, фильтров и эхо-камер то есть люди разговаривают с теми, кто им социально близок, выбирают медиасообщения, идеологически и ценностно близкие. Прорваться через этот пузырь очень трудно, диалог едва ли возможен. На разных площадках собираются разные целевые аудитории, которые по-разному говорят, о разном думают и конструируют мифологические представления друг о друге, происходит дополнительное расчеловечивание. Оказывается, что в одной социальной сети сидят поуехавшие, в другой стадо баранов и так далее. То есть поддерживается предвзятое и стереотипное отношение к тем или иным группам. Что касается Востока: я не думаю, что видимая нами закрытость означает отсутствие субъектности и агентности внутри этих регионов. Мы можем посмотреть на недавние протесты в Иране и увидеть, что там есть своя политическая жизнь, свои движения и так далее. Миф о закрытости это еще одно лицо ориентализма. Кстати, мне кажется: критики, ожидающие, что закрытие России приведет к абсолютной инкапсуляции, предполагают беспомощность некоторой нашей общности, которая якобы не в состоянии сама в лице своих представителей побороться за какие-то ценности. Либо, что эти ценности (например гуманистические) представлены крайне бедно и все быстро схлопнется в Средневековье. Давайте вернемся к отмене. Прошло уже несколько месяцев что изменилось? С одной стороны, на уровне правовой культуры происходит ограничение у людей с российскими паспортами доступа к благам. Я не склонна участвовать споре о том, должно или не должно так поступать политикам других стран. Но могу отметить, что романтические идеалы, связанные с принятием и гуманизмом, в мире сейчас проверяются на прочность, и выясняется, что некоторые из них действительно скорее идеализированные книжные образы.С другой стороны, мы наблюдаем за деплатформингом то есть отказом в доступе к образованию, к профессиональной реализации и другим платформам высказывания, самовыражения и обеспечения прав, и этим занимаются не столько зарубежные институции (если есть политическая воля государства, они просто подчиняются ей), сколько люди, которые составляют новую российскую диаспору. Происходит такая борьба за ограниченный ресурс образа русского, который не такой. Есть и обратные примеры, но пока нет ощущения, что можно рассчитывать на систему взаимной выручки. В том числе потому, что даже в диаспориальных сообществах ведутся дискуссии в логике все равны, но некоторые равнее. С другой стороны, коллективная солидарность миф не в меньшей степени, нежели трансграничный гуманизм.Кроме того, те, кто остаются в России, констатируют разрыв с теми, кто уехал. Общая картинка этот разрыва рисуется такая: покинувшие страну теряют понимание происходящего у нас, а мы не понимаем специфику опыта, переживаемого ими. В результате наблюдается размежевание и схлопывается возможность диалога. Давайте уточним: так что все-таки отменяют? Вы уже в начале диалога обозначили русское, российское Как это в целом выглядит? Это выглядит как попытка временно поставить под вопрос ценность того, что маркировано как русское, в смысле russian, а не русское этнически. Предполагается, что оно несет в себе заряд имперскости, заряд авторитаризма, агрессии. А дальше начинаются градации: кто-то считает, что нужно отменить культурные продукты, которые являются выразителями этой традиции творчество того же Достоевского или Толстого. Очевидно, что эти авторы работали в Российской империи и не могли находиться вне контекста, вне имперской парадигмы. Кто-то считает, что должен быть ограничен въезд людей как носителей специфического культурного кода (на использование этого понятия нужно наложить мораторий, на мой взгляд!) потому что выросшие в этой стране люди несут в себе ростки имперского сознания, даже если сами эти индивиды вполне рефлексивны.Еще, кстати, есть компонент, очень мне симпатичный то, что происходит в университетах. Кафедры и департаменты, которые занимались славистикой, обычно назывались Russian studies и что-нибудь еще, потому что русский язык считался гегемоном региона и соответствующих академических областей знания но сейчас они меняют названия. Русский встает в ряд с другими славянскими языками, что мне кажется очень важным, это и есть деколонизация. Прежде исследователи воспроизводили ту саму логику имперской гегемонии, в которой сейчас обвиняют носителей российской культуры. Хочется задать вопрос про высказывание главы европейской дипломатии Жозепа Борреля. Он сравнил Европу с садом, а все прочие страны с джунглями. Насколько сегодня это важный для общества тренд появление таких опасных риторик в демократическом мире? Мне кажется, что глобально весь мир проходит проверку ценностей. Есть ощущение, что ценности прогрессистские, демократические во многом оказались только красивыми идеалами, а те, кто сражались за эти ценности не готовыми применять их на практике в полной мере, особенно когда на них есть спрос в далеко неидеальной ситуации беженства, миграционных кризисов и т.д. Гораздо же более жесткие, патерналистские инструменты, зарекомендовавшие себя исторически, оказались более эффективными по крайней мере в части набора очков перед избирателями. Мне кажется, мы видим регресс, откат до позиций, где все равны, но некоторые равнее.Другое дело, что очень часто эта риторика про сад и джунгли исходит от политиков, говорящих голов, которые отрабатывают ожидания избирателей, действуют популистски. А есть довольно много людей, которые работают в поле (активисты, независимые журналисты) и придерживаются других позиций, стремятся воплотить в жизнь принципы эмпатии и гуманизма. Но их слышно не так хорошо, потому что у этих людей нет доступа к такому же мощному медийному ресурсу. Кроме того, радикальные позиции обоих полюсов всегда слышнее, чем гуманный центризм. Насколько уникальна эта ситуация? В XXI веке империю стремятся разимперить... Мы живем в историческое время. Другое дело, что мы как современники этих процессов не можем оценить в полной мере их историческую роль. С происходящим можно будет разобраться позже когда появится больше источников, больше информации, возможностей для сухого анализа. Необходимо отойти на некоторое расстояние, чтобы рассмотреть это и понять, как 2022 год (а также годы и события предшествовавшие ему, может, не одно десятилетие) встроится в исторический контекст.Но наше время уникально, во всяком случае, за счет попытки наживую обсудить, что такое империя, и за счет такого объема документирования всего происходящего. Одновременно мы получаем непосредственные свидетельства расчеловечивания, которые ставят новые вопросы: и о том, как легко люди преступают всяческие табу, и о том, как сложно обеспечивать доверие свидетельствующим источникам, и о том, насколько вообще люди до сих пор легко очаровываются реальностью медиа и повествованиями тех, кто их контролирует.
Источник: postnauka.ru
К списку статей
Опубликовано: 25.10.2022 12:19:51
0

Сейчас читают

Комментариев (0)
Имя
Электронная почта

Общее

Категории

Последние комментарии

© 2006-2024, umnikizdes.ru